О`Санчес - Суть острова
Тряпье Сигорду выдали прежнее, то, в котором он пришел сдаваться, однако уже выстиранное, даже вроде как и подглаженное, а кроме того Титус подарил ему рубаху, которую умудрился украсть у сестры-кастелянши — ему самому она оказалась великовата, ибо сложения он был совсем тщедушного, а Сигорду почти впору, разве что воротник широковат. Рубаха была байковая, устиранная в однородную бледно-зеленую клетку, но крепкая еще, и Сигорд надел ее прямо в приютском туалете, перед самым уходом. А старую так и бросил куда-то в угол, на мокрый кафель, пусть лежит, кому надо — поднимут. Прохоря и менять не пришлось, напротив следить, чтобы не заныкали по нерадению (украсть-то не украдут, все сестры там честные, не за деньги трудятся), да не поменяли бы на ерунду. Знатные были прохоря: каблуки нетроганные, шнурки на месте, размер — не жмут, но — натирают, жестковаты. Коричневые. Сигорд надеялся, что коричневые меньше будут нуждаться в чистке, чем черные, не говоря уже о белых, потому что и грязь, и глина — они все неопределенных цветов, не так заметны… Нет, заметны: стоило чуть оступиться — и вот уже нос левого ботинка в желтой грязи, она виднее видного, надо вытирать. Сигорд присел было к луже — промыть… Потом бы насухо протереть… А, нет, дорогой: рукавом рубашки жалко вытирать ботинок, чистая рубашоночка, своя, небось, не приютская… А рукавом куртки тоже не протереть — коротковата, плюс из синтетики, только грязь развезти по рукаву и ботинку.
Неловкая рука скоблила и терла ботинку грязные нос и щеки, а липкая муть не желала сдаваться, уступала поле боя кусочками, вытягивалась разводами… Очистил, ф-фу-х.
— Проблемы?
— А? Что? — Сигорд задрал голову и сердце его ухнуло вниз, к самому копчику: лягавый патрульный.
— В чем проблемы? Чего тут расселся?
— А…
— Чего а? Тебе тут баня, что ли? — Молчать было опасно и Сигорд не помня себя открыл рот и брякнул:
— Вы же сами видите, сержант: грязь с ботинка счищаю.
Сержант споткнулся на полуслове и стремительно задумался. Бродяга бродягой, а речь правильная, глаза трезвые, не смердит.
— Откинулся, что ли, сегодня?
— Что, что вы говорите?
Лягавый вытаращил глаза и жирная кожа на лбу собралась в красно-белые складки. Был бы этот фитиль хотя бы нечесан или пьян, так ведь и череп, и подбородок — все выбрито аккуратно. Какая-то чушь собачья…
— У вас есть справка об освобождении? Или… Вы кто?
— Справка? У меня нет никакой справки. Я просто ботинок помыл. — Сигорд, наконец, взял себя в руки и заискивающе улыбнулся гнилыми зубами, чтобы задобрить стража порядка, показать тому смирение, чистоту помыслов и побуждений.
Сержант отпустил на место кожу со лба, вздохнул глубоко и облегченно, повертел головой на короткой шее:
— Чеши отсюда и очень быстро. Мои глаза устали тебя видеть.
— Все, все, иду. Спасибо, начальник, все, иду.
— Ты еще здесь???
Сигорд прибавил шагу и полубежал, не оглядываясь, до первого же угла — передумает лягавый, да и заметет в обезьянник до вечера. Настроение испортилось. А тем временем ландшафт становился все более знакомым, вплоть до пятен и выбоин на тротуаре, и Сигорд помалу успокоился. Червонец, червонец его ждет, бульон да пакетик горячего чаю — все свое, не казенное. Оп! Всего делов — нагнуться, а в каждом кармане по пустой бутылке, два умножаем на полста — талер как с куста! И точно: приняли обе бутылки по полтиннику, ни стоять не пришлось, ни крюка давать, прямо по пути и сбросил.
А вот и дом.
Признаться, Сигорд очень боялся, что вот вывернет он в переулок, к дому ведущий, а там пустота, дырка на месте больного зуба… На месте дом, стоит родненький! Здравствуй, дом!
Дом не ответил, только скрипнул полуразрушенной дверью на входе, да бубухнул мягким эхом вослед дверному же стуку. Но это были добрые скрипы и веселое эхо — так почудилось Сигорду.
Нет сил ждать и осматриваться: Сигорд рванул осматривать тайники, однако окончательно успокоился уже на первом — целы деньги. Не было здесь никого, это очевидно.
А где у нас бульончик-чик-чик? На месте. Кто брал мои пакетики с чаем и выел оттуда весь теин? Никто не брал. Хорошо. А почему электричество не на месте? А? Виноват, приношу извинения, заметаю хвостом… Синее, да? Прокалилось и покорежилось, да? На пенсию хочешь? Еще послужишь простому человеку, я же не бреюсь тобой, а просто воду грею…
Слушай, черт побери, а?.. Внезапная мысль втревожила Сигорда и он едва дождавшись кипятка, заторопился наверх, проверять очередной страх: вода, сколько ее?
Бабилон-город, в отличие от континента Бабилон, беден на климатические зоны: его удел — это нижние южные широты, пусть и не полярные, но уже с белыми ночами в декабре-январе; дыхание Антарктиды большей частью сбивается в сторону теплыми течениями, но и другой, меньшей части, когда она достигает Бабилона, хватает горожанам, чтобы понять разницу между Экватором и Южным полюсом. Однако и в мягкую пору дожди и туманы — отнюдь не редкость для столицы, скорее даже ее отличительный знак, наряду с белыми ночами и Президентским дворцом.
А нынешняя весна была чуть беднее обычного на осадки, и Сигорд с тревогой обнаружил это, заглянув в свой водосборник, в ванну: вместо привычного половинного уровня — едва ли четверть, да если учесть, что стенки ванны к низу на конус идут… Что-то надо делать… Но не сию же секунду, проблемы подождут! Все ниц, шапки долой, тишина: господин Сигорд изволят чаевничать!
Из двадцати пяти пакетиков в картонной коробочке оставалось три, да один только что израсходован, трижды подряд заваренный… А денег всего-навсего одиннадцать талеров — червонец, плюс утренняя оказия.
На «Ракушке», полудиком полублошином рынке, такая коробочка стоит два талера, а восемь бульонных кубиков в упаковке — талер, причем без разницы: куриные, оливковые, овощные, говяжьи, свиные, с грибами бульоны — на все одна цена: талер упаковка. И на чай в пакетиках тоже одна цена — два талера за «квотер». Сигорд не дурак — брать овощные, когда имеются мясные, ему понравились говяжьи, но из трех купленных два говяжьи, а на третий раз пришлось брать то, что было — куриный, потому как не в универсаме. «Ракушка» торгует просроченным, уцененным и краденым, оттого и дешевле.
Где же взять воду?
А летом?.. Сигорд призадумался, но выдумать ничего не сумел, кроме как найти дополнительные емкости, вымыть их начисто и подставить под другие дырки в крыше, когда дождь пойдет, накапливать… Вообще для бомжа — целая проблема: утолить жажду посреди мегаполиса! Если, конечно, не пить прямо из пресного залива, либо из Стикса, либо из бесчисленных городских речонок и каналов да прудов, либо из луж… Этот — «природный» — выбор, конечно, широк, но вредно и стремительно действует даже на бомжачьий желудок, лучше не пробовать очень уж часто. А как еще? «Дзинь-дзинь! Люди добрые, помогите хлебушком и водицею»? — Костей не соберешь. Уличные колонки — большая редкость… Зимой хоть снег, да сосульки, а летом?.. Бомжи всегда шакалят, подбирают и допивают бутылки с недопитым пивом, лимонадом, крем-содой — но это уж как повезет, не всегда вовремя находится… Сигорд не раз и не два мучился жестокой жаждой в городе, полном воды, и подбирал, и из луж отхлебывал…
Надо прямо сейчас идти и найти банки, ведра, штуки три, почистить и поставить. На дворе вроде бы облачно опять, даст Бог — ночью пополним запас питьевой и умывальный…
И Сигорд пошел — придумал себе дело. Три не три — а две здоровенные десятилитровые посудины надыбал, да такие, что лучше и не бывает: десятилитровые пластмассовые бутыли из-под минеральной воды, абсолютно чистые, ничего и мыть не надо, с крышками, для чего-то аккуратно навинченными на выброшенный порожняк. Господи помилуй — сколько же чудаков на свете живет! Закрывать-то зачем, завинчивать? Но Сигорду такая аккуратность пришлась по душе: наполнит и завинтит, еще и лучше, чем в корыте.
— Братишка, а что, принимают такую? — Сигорд выскочил из своих грез. Его окликнул бродяга, рывшийся на той же свалке, что и Сигорд сегодня, то есть возле самой промышленной зоны, на стыке жилого массива и двух заводов.
— Что? А, посуду?.. Нет, это я так, понадобились… Воду буду пить. Налью и выпью, емкость такая.
— А-а… Я думал — сдаешь. Вот, думаю, чудак: не сплющенную несет, там и весу-то всего ничего. А потом думаю: несет целую, значит знает. Вдруг за такую больше платят?
— Я вообще не знал, что за пластмассу платят! — Сигорд поудобнее перехватил бутыли под мышки, разговор его заинтересовал. — Бутылки сдаю, банки алюминиевые плющенные тоже иногда, а чтобы пластмассу — даже и не знал.
— Ого! Ты что! Еще как берут! Вон там вон… вон туда, по Кривой улице идти если, там завод, они пластмассу льют у себя, так там пункт имеется, можно сказать, круглосуточный. Мы и сдаем. Я почему знаю — я работал там.
